Условий мелкий сор крутящимся столбом
Из мыслей унесла живительная сила...
А.К.Толстой
Одна моя знакомая, назовем ее Э., рассказала, как пережила "помрачение души". Дошло до того, что она, захваченная безысходностью и отчаянием, пожелала убить. И не просто выплеснуть накопившуюся агрессивную энергию на случайную жертву, а "объект" был выбран спокойно и обдуманно, как средоточие всех несчастий и мрака жизни не только Э., но всего бытия целиком. Был разработан детальный план убийства, расчетливо определено время. И помешало осуществиться преступлению не какое-нибудь "непредвиденное обстоятельство", а просто Э., по ее словам, "вдруг опомнилась".
Моя знакомая не отличалась экзальтированностью или особой впечатлительностью, всегда была достаточно уравновешенным человеком. И вот - такой срыв в омут и просветленное выныривание из него...
Разумеется, Э. подверглась всему, чему подвергались ее современники - всем этим шок- и топ-терапиям и хирургиям социального, национального и всех прочих планов. Пришлось сменить квартиру, разъехались дети, муж-инженер устроился сторожем; сама же Э., по причине сплошной компьютеризации, лишилась работы в конторе, где много лет служила машинисткой, однако время от времени получала работу на дому и так существовали.
Но однажды утром, когда все было как обычно, когда муж еще спал, а за окном стояли рядовые балтийские сумерки, Э. подогрела чай и, застыв за кухонным столом, отчетливо поняла, откуда идет зло. Оно сосредоточилось в квартире 37 соседнего дома - там жил бывший ее сослуживец, ныне работник домоуправления. И личная беспросветная жизнь, и безнадежность полная, и то, что дети плохо устроены, и что быт убог, и что муж пьет, и что квартирный долг растет, и что ложь и корысть кругом - все-все сконцентрировалось в личности этого человека. Почему - особый вопрос, ни к чему его ворошить; достаточно сказать, что определенные основания у Э. были. Главное же: как могла эта незлобивая, рассудительная и покладистая женщина так хладнокровно распланировать убийство...
Прошли сутки, пора было осуществлять план, и тут... Опять было утро и чай, и подслеповатые сумерки. И Э. как будто услышала голос и увидела лицо - голос и лицо того же, из 37-й квартиры, но совершенно другие, новые; давний сослуживец точно прятался все время и вот - решил показаться; и все это сопровождалось каким-то странным, легким дуновением. Так объясняла потом Э. И в душе у нее что-то дрогнуло - словно ширма отодвинулась: бедная Э. буквально увидела себя со стороны - увидела и ужаснулась. Она тут же бросилась вон, к соседнему дому, поднялась к 37-й квартире и позвонила. И когда хозяин открыл, выложила, что думала о нем массу нехорошего и даже хотела убить, за что искренне просит прощения; теперь же в ее сердце нет ничего худого, осуждающего, все ее вчерашние мысли и замыслы - ошибка, которой она уже не повторит никогда. Сосед был изумлен, счел даже, кажется, свою былую коллегу то ли "покачнувшейся", то ли похмельной и вежливо выпроводил. Ей же сейчас было все равно, кем ее сочли - душа ликовала, она была чиста, ничего не таила, не замышляла, и уже не обреталось в ней безнадежности.
Конечно, Э. не стало легче жить, но стало увереннее, покойнее. Мир жесток и ужасен, он оскалился против человека ядовитыми клыками, ему неведомы жалость и сострадание, и в этих условиях уместно опять и опять вспомнить слова древнего мудреца: "Перенеси с достоинством то, что изменить не можешь".
С достоинством. Перед ударами судьбы у человека остается - при всех потерях - одно сильнейшее защитное средство: его достоинство. Без истинного достоинства не бывает и истинной надежды, всегда идущей об руку с истинной верой.
- Вот, кажется, уже - все, конец, выхода нет, - говорил другой человек, не Э., но тоже переживший глубокое отчаяние, - все страшно, все гибло - никакого спасения. И тут посмотришь вдруг - солнышко, совсем уже оттаявшее, и снежок - крупный, пушистый, прямо как новогодний. И все это в природе одновременно, и как будто в первый раз. А тут еще птаха защебечет. Ну все - весна...
Так что же все-таки произошло с Э. и тем другим человеком, также пережившим отчаяние? Они одумались под влиянием внешних воздействий? Уверовали внезапно, увидели, поняли, что темнота - сезонна? Или в них сработало самообладание? Или особым мужеством исполнилось сердце, и о него разбились невзгоды?.. Не знаю. Но и они, и другие люди, с которыми произошло подобное, употребляли слово "вдруг": вдруг они отрезвились, одумались, вдруг отодвинулась ширма... Возможно, они испытали понимание?..
Примириться с ужасом нельзя - можно потерять себя, смешаться с ним, стать частью его. Допустимо лишь принять сущее, и затем уже считаться с этим. Считаться, ограждая душу.
Как-то у преподобного Серафима Саровского спросили: что есть цель христианской жизни? Он ответил: "Стяжание Духа Святого". "Как это стяжание?" - спросили его. "А так, как купец стяжает богатство". То есть наполнение души - это свято. Это не мужество, не самообладание, не донкихотство, не борение смехом: главное в мире, который противостоит тебе и в котором ты норовишь сохранить себя, - сбережение и наполнение души.