Чтобы лучше понять, как автор книги, будучи политзаключенным, стал кандидатом в президенты Латвии и в июне 1996 года в числе других претендентов участвовал в выборах на этот пост, надо бросить взгляд в недавнее прошлое. Иначе тем, кто плохо знаком или вообще не знаком с судебным процессом, проходившим в Риге над А.Рубиксом, многое будет неясно.

Поэтому вернемся в август 1991 года. Тогда я как первый секретарь ЦК Компартии Латвии Президиумом Верховного Суда республики был обвинен по статье 59, части 1 УК Латвийской ССР за участие в заговоре с целью захвата власти в СССР и ЛССР (в редакции этой статьи от 1 марта 1990 года). Большего абсурда придумать было нельзя. Ни к каким заговорам ни в тот момент, ни раньше я не был причастен. Но заправлявшим тогда в республике правым силам срочно требовались "враги". Нужно было показать народу, что фактическая независимость Латвии достигнута не благодаря неожиданным августовским событиям 1991 года в Москве, а в результате их "героической борьбы" с противниками свободы. А кто для пришедших тогда к власти ультра-националистов был более неугоден, чем лидер левой оппозиции А.Рубикс? Благо газеты (за исключением "Лауку авизе" и выходящих на русском языке), государственные радио и телевидение уже давно делали из коммуниста А.Рубикса врага нации, противника независимости Латвии, "слепого" сторонника СССР и советской власти. Национал-радикалам это оказалось на руку. Подробнее об этом поговорим в другой раз, в другой книге, к работе над которой я уже приступил. Здесь лишь отмечу, что сфабрикованное тогда по заказу политиков послушным правосудием в отношении меня дело почему-то не вызвало, к сожалению, широких протестов общественности, хотя основания для того были.

Взять хотя бы тот факт, что в день предъявления мне обвинения я находился под защитой закона как официальное лицо - представитель власти, делегированной мне избирателями. Я был народным депутатом СССР, членом Верховного Совета СССР. Чтобы привлечь меня к уголовной ответственности, необходимо было разрешение союзного парламента. Он же мог такое дать по обстоятельному докладу Генерального прокурора СССР. А такого доклада не было, даже несмотря на то, что генеральный прокурор Латвийской Республики Я.Скрастиньш дважды услужливо на русском языке поспешил доложить Москве (один раз президенту СССР М.Горбачеву, а второй раз Верховному Совету СССР), что "вина А.Рубикса в действиях против СССР полностью доказана". Однако на послания Я.Скрастиньша ответов не поступило. Генеральный прокурор СССР Н.Трубин никаких сообщений по сему вопросу на сессии Верховного Совета СССР не делал. Это означало, что он не усматривает нарушений, требующих его вмешательства.

Между тем на Я.Скрастиньша упорно наседали национал-радикалы всех мастей, требуя крови своего главного политического оппонента. Как бывший подчиненный Прокуратуры СССР он не мог не знать, что безосновательные репрессии относительно народного депутата СССР и члена Верховного Совета СССР незаконны. Но все же пошел на нарушение закона, чем фактически сам подставил себя под соответствующую статью уголовного кодекса. На такой шаг его подтолкнула фракция Народного фронта Латвии (НФЛ) в Верховном Совете республики, состоявшая из ярых националистов и перебежчиков из КПСС. Возглавлял, кстати, эту фракцию большинства в те дни один из лидеров НФЛ депутат Я.Диневич (тот самый, который в последующем здорово запутался в делах руководимой им некоторое время государственной авиакомпании "Латавио"). Последующие события не оставили никакого сомнения в том, что генеральный прокурор понимал, чего от него требуют: убрать с политической арены первого секретаря ЦК Компартии Латвии, и знал, что за любые свои действия ответственности не понесет.

Но разве не странно, что генеральный прокурор Я.Скрастиньш, получивший позднее орден Трех звезд за верное служение отечеству - Латвии, еще до самого развала СССР в конце 1991 года рьяно стоял во фрунт перед союзным руководством, докладывая о том, что народный депутат СССР А.Рубикс ведет подрывную работу против... СССР. Невольно напрашивается вопрос: что, господин Я.Скрастиньш даже после провозглашения независимости Латвии де-факто состоял на службе у правоохранительных органов Союза ССР? Если нет, то кто его уполномочивал защищать интересы СССР - чужого к тому времени по отношению к Латвии государства?

Обо всем этом, как и о других участниках расправы со мной как с политическим оппонентом, о невероятных нарушениях норм права ради этого, я узнал уже потом, когда был арестован и незаконно изолирован от общества. А тогда, 23 августа 1991 года, сознавая свою полную невиновность и находясь под защитой закона, я оставался на своем рабочем месте. Здесь, в моем кабинете в здании ЦК Компартии Латвии, меня без каких-либо оснований и лишили свободы.

В 11.30 прибыл первый автобус с вооруженными людьми в камуфляжной форме, которые оцепили здание ЦК. О прибывших мне сообщил мой помощник В.Сердюков и мы оба наблюдали за их передвижением из окон шестого этажа. Тут же подумали, что о происходящем необходимо сообщить людям, миру. Договорились, что мне следует спуститься на пятый этаж, где находилась радиоаппаратура, и выступить в прямом эфире. Особо размышлять было некогда. Уже по пути в радиостудию я решил, что расскажу о творящемся беззаконии, зачитаю последнее постановление состоявшегося накануне заседания бюро ЦК Компартии Латвии, сообщу, что пленум ЦК Компартии Латвии, намеченный на 23 августа в Риге, не состоится (чтобы не подвергать опасности и возможным арестам членов ЦК и других участников пленума), распрощаюсь с людьми и объявлю о прекращении работы общественной радиостанции "Содружество" по причине вооруженного нападения на здание ЦК Компартии Латвии, где находилась радиостудия. Так и поступил. Когда вышел оттуда, посмотрел на часы. Они показывали без 6 минут 12 часов.

Поднимаясь на шестой этаж в свой рабочий кабинет, на лестничной клетке увидел также идущую вверх группу неизвестных людей. Среди них заметил уже встречавшегося мне человека, но сразу его не узнал. Им оказался депутат Верховного Совета ЛР О.Костанда. Он сообщил, что здание ЦК Компартии Латвии берется под охрану, запретил выносить из здания вещи и предупредил, чтобы я не покидал здания. Я потребовал показать документ, на основании которого он действует. При этом заметил, что также являюсь депутатом Верховного Совета ЛР, более того, - членом Верховного Совета СССР, и О.Костанда не имеет права так поступать по отношению ко мне. На мои замечания он, усмехнувшись, ответил, что требуемый документ принесет председатель комиссии по оборонным и внутренним делам Верховного Совета ЛР, что мой статус члена Верховного Совета СССР уже не действует и что он не шутит, а серьезно меня предупреждает. Сомневаться в том не приходилось: О. Костанду сопровождало несколько человек в камуфляжной форме с автоматами, и, пока мы разговаривали, их становилось все больше.

Вскоре прибыл председатель упомянутой комиссии Верховного Совета ЛР Т.Юндзис и предъявил мне проект постановления Верховного Совета ЛР о приостановлении деятельности Компартии Латвии. Документ никем не был подписан, на что мне пришлось указать Т.Юндзису. Он высокомерно ответил, что это не имеет значения, что документ сейчас обсуждается, будет принят и подписан. Дальнейшие возражения были бесполезными. Т.Юндзис также предупредил, чтобы я не пытался покинуть здание ЦК.

Ко мне приставили двух вооруженных людей в военной форме, которые неотступно конвоировали меня весь день до момента ареста (в самом аресте не участвовали, это сделали другие). Такая форма лишения меня свободы без предъявления каких-либо официальных документов была совершенно незаконной. Ведь к тому моменту я же пользовался парламентской неприкосновенностью и как народный депутат Латвийской Республики. Лишь к вечеру Верховный Совет Латвии дал согласие на возбуждение уголовного дела и привлечение меня к уголовной ответственности. Только после этого в 17.30 того же дня я был взят под стражу.

Арест был проведен с шиком. Прибыло около дюжины отборных молодцев в камуфляжной форме, бронежилетах, касках и с автоматами Калашникова наизготовку (все - советское, своего-то не было и нет по сей день!). Мои протесты по поводу незаконности творимого, предъявление депутатского удостоверения члена Верховного Совета СССР на руководившего всей этой "героической" акцией заместителя генерального прокурора Я.Анцанса никакого впечатления не произвели. Но нервничал он изрядно. Это было заметно хотя бы по тому, как с него градом катился пот. Видимо, осознавал, что участвует в противоправном деянии. Я не разрешил надеть наручники и сказал, что буду выполнять все команды. На вопрос, нет ли при мне оружия, ответил, что никакого оружия при себе не имею. Вероятно, поверили на слово. Личный досмотр не делали. Только обступили более плотным кольцом.

Затем с шестого этажа, где находился мой кабинет, меня пешком повели вниз по лестнице, лифтом не воспользовались. Я заметил, как на лестничных площадках стояли работники аппарата ЦК, главным образом, женщины. Они махали мне вслед руками, платочками, что-то произносили в напутствие. Многие плакали. Эти минуты для меня очень дороги, они навсегда останутся в памяти. Я тоже поднимал руку в ответ, прямо смотрел всем в глаза, улыбался, говорил ободряющие слова. И думал: увижу ли еще когда-то этих людей? Все-таки хорошо, что не спрятался, не потерял человеческой совести, не уронил чести коммуниста. И все видят это. Может, хоть так придал силы тем, кто оставался на воле в столь критический час. От таких мыслей становилось легче на душе, спокойнее, хотя уходил я в неизвестность...

Да, по-крупному решили расправиться со своим главным политическим соперником новоявленные власть предержащие. Воспользовавшись августовской суматохой, сразу же подвели меня под расстрельную статью. Именно такая мера наказания предусматривалась статьей 59, частью 1 УК Латвийской ССР, по которой я был обвинен 23 августа 1991 года. Моментально запустили гигантский маховик следствия. Целая бригада прокурорских работников потянула на допросы сотни людей. Росло число протоколов с записями показаний, большинство из которых оказалось позже либо пустышками, либо натяжками. Но на это не обращали внимания, потому что все готовящиеся документы предназначались в тот момент для (не удивляйтесь, дорогие читатели!)... Москвы.