Первая пресс-конференция Алфреда Рубикса должна была состояться в Сейме. Однако от одной мысли, что коммунист Рубикс может появиться в здании парламента, руководство Сейма остолбенело. В срочном порядке Рубикса внесли в список персон нон-грата и строго-настрого наказали охране ни в коем случае не впускать в Сейм экс-заключенного. Узнав об этом, Рубикс только посмеялся, а первая встреча прессы с ним состоялась в тесных комнатушках Русского общества в Латвии. Интерес к встрече был очень велик, и бывший политзаключенный не обманул надежд журналистов - полтора часа Рубикс откpовенно и интеpесно делился с нами всем, что наболело.

О политике

Я никуда не уходил из политики, пpосто сейчас я включусь в нее в иной форме. Через месяца три или четыре будет готов план моей активной политической деятельности.

В качестве партнеров я буду поддерживать в борьбе с безобразиями и нарушениями законности любые политические силы. Разумеется, мне ближе левые политические силы, и первым делом я попытаюсь их объединить. Ближе всего мне социалисты.

Очень важно теперь найти опору в обществе. Я вижу своих единомышленников на селе, среди тех, кто еле-еле сводит концы с концами, в городе, среди потерявших работу и формирующихся как пролетариат. Кроме того, я не сомневаюсь, что на этом этапе развития нашего общества со мной будут мелкие бизнесмены. Не надо меня упрекать в этом: мы живем не при коммунизме, не при социализме, а находимся в фазе длительного переходного пути от капитализма к социализму.

Сейчас много говорят о том, что мое активное включение в политическую жизнь поляризует латвийское общество. Должен заметить, что если это кого-то "парализует", то это не проблема коммуниста Рубикса. Пусть парализуются те, кто успел за эти шесть лет, два месяца и 12 дней поменять по пять партий, но время от времени проверяют, где хранится комсомольский билет или партбилет члена КПСС.

Развитие мира должно идти в противоборстве, а не под знаком тоталитаризма. Но, похоже, мы в Латвии с легкостью отказались от одного тоталитаризма и идем к другому. Разве это не тоталитаризм, если фракции большинства в Сейме заявляют, что ни одно предложение оппозиции вообще не должно проходить?

Должен сказать, что у нас появилось много так называемых политиков, которые не имеют ни малейшего представления о том, что такое политика. Не может быть политиком человек, который ничем, кроме комбината по стирке белья, не руководил. Не может лаборант в одночасье стать одним из руководителей государства. Нигде в мире вы не найдете такого, только у нас.

Мне пока трудно судить о том, как восприняли мое освобождение из тюрьмы латвийские политики, поскольку я ни с одним из них пока не встретился. Однако, если ориентироваться на то, как отреагировал на это мой бывший коллега по работе в компартии и нынешний председатель Сейма г-н Чепанис, то думаю, что кое-кому стало страшно. Если уж меня приказали даже близко не подпускать к дверям Сейма, то что это, как не страх?

Я сегодня не могу составить полное впечатление о том, что такое Соцпартия и что такое "Равноправие". Пока у меня такое чувство, что это партии лидеров, за которыми никто не стоит, тыла нет. С представителями "Равноправия" я еще встречусь, но независимо от этого могу сказать: не я буду к кому-то примыкать, а должны примыкать ко мне.

Об идее

Говорить о социализме и быть в душе социалистом - таких людей оказалось мало. Если у тебя есть идея, то ты за нее должен стоять, бороться и не бояться пострадать за нее. Если надо - отдать жизнь за эту идею, как это было в борьбе с фашизмом. А если ты идею проповедуешь для того, чтобы быть ближе к кормушке и к хорошей должности, это уже совсем другое.

Если мы говорим об идеалах, о том, чего человек хочет достичь, то все это требует дорогой цены. Эта цена выражается не в деньгах, это самопожертвование. Мне сегодня будет легче говорить с людьми из "Хельсинки-86", если они захотят со мной разговаривать, с теми членами НФЛ, которые какими были, такими и остались, чем с моими бывшими коллегами по КПСС. Я не могу назвать их коммунистами, потому что они не отстаивали свои идеи. Но если вы стали другими, уйдите в сторону, не позорьтесь! Какими глазами все те, кто меня учил и наставлял - а ведь все они и сегодня сидят на руководящих должностях, хоть бы тот же мой учитель Горбунов, - будут на меня смотреть? Кем Горбунов себя чувствует, успев за это время поменять несколько партий?

О воле

Мои политические взгляды за годы тюрьмы не изменились ни на йоту. Я был коммунистом и остаюсь коммунистом. Я как верил в то, что мир не стоит на месте, а видоизменяется, так верю и сегодня. Я верю, что есть более справедливое общество, чем капиталистическое. Когда государственный обвинитель г-н Шабанскис на суде сказал, что Рубикс был и остается коммунистом, я его за это поблагодарил. Это, кстати, был его единственный правильный вывод в течение всего судебного процесса.

Сегодня я ощущаю себя на перепутье - от того, что было, к тому, что есть. Если сравнить, что было легче - привыкать к тюремным условиям или к тому, что есть сейчас, - то скажу откровенно: разницы почти нет. Физически я чувствую себя достаточно хорошо, но вот психологически очень трудно, почти невыносимо видеть разрушенным все то, ради чего я жил и трудился. Это, наверное, самое тяжкое мое впечатление от воли.

Через несколько недель выйдет из печати моя книга, написанная в тюрьме. В следующем году должна появиться еще одна, а потом и третья. В этих книгах я напишу обо всем, что пережил и передумал за эти годы, назову поименно всех, кто меня предал.

Обязательно поеду в Россию, чтобы встретиться с Селезневым, Шениным, Зюгановым, Бабуриным, с которым у меня была постоянная переписка.

О госудаpстве

Сегодня можно сказать, что в Латвии уже сложилось двухобщинное государство, хотя официально никто не хочет это признать. Такое положение меня не устраивает, ибо двухобщинное государство рано или поздно приведет к обострению межнациональных отношений и к конфликтам. Посмотрите, как спокойно и ненавязчиво Европа и ЕС пытаются нам советовать: считайтесь с тем, что у вас живет большое число нелатышей, думайте над тем, что вам придется решать проблему их гражданства. Я уверен, что, когда латвийские руководители приедут в США подписывать совместную хартию, им очень жестко скажут об этом, и наши руководители сделают все, что услышат в Вашингтоне. Такова цена нашей свободы.

А ведь мы могли быть полностью политически свободным и независимым государством. Кое-кто считает: мы очень маленькая страна, нас всегда будут притеснять. Сейчас мы готовы отдаться оккупантам другого рода, хотя бы той же Германии, готовы снова бежать за Европой, которая нас предала в 1939 году, а наши мудрецы все твердят: "Улманис не был патриотом, он впустил сюда русскую армию". А что должен был делать Улманис: отдать этот маленький народ на растерзание воюющих сторон?

В 1991 году политические силы, которые были у власти, хотели, как мне это представляется, очень быстро проскочить в Евросоюз, полагая, что там поверят причитаниям: ах, у нас здесь все разграблено!, ах, нас замучили и лишили латышской ментальности!, ах, здесь у власти одни русские и коммунисты! Но не вышло, ибо в Европе достаточно умные люди. Они приехали сюда, посмотрели и сказали, как я понимаю, примерно так: "Дай Бог, чтобы все так были оккупированы, как оккупированы государства Балтии". Никто мне не сможет доказать, что здесь был оккупационный режим. А Улманис поступил умно: ни в одну страну с разрешения президента оккупанты не войдут и ни в одной стране в условиях оккупации никто в выборах не участвует. А мы принимали участие в выборах, и не один раз, а целых 50 лет, и никто не держал нас под дулом автомата и не подгонял танки к избирательным участкам. Это был наш вынужденный выбор, но разве вся жизнь - это не вынужденный выбор?

Первое, что я бы сделал, если бы стал президентом, это закрыл бы границу, потому что у нас контрабандой переполнена вся страна.

Нафиг нам нужен свой миротворческий батальон! Что, в Европе без нас некому следить за порядком? Нафиг нам НАТО! Там, если надо, наберут в Африке наемников. А нам-то что там делать? Но мы туда лупим деньги, вместо того чтобы закрыть границу. А границу не закрываем, потому что это выгодно тем, кто у власти.

Кто из наших руководителей официально заявил о том, что наш народ вымирает? Латыши вымирают! За год совершается более 1000 самоубийств - от неустроенности жизни, безысходности, стыда перед детьми. Что это за теория: пусть дети кормят стариков? Куда делось то, что я заработал за всю жизнь? Я платил налог, чтобы обеспечить себе старость, и куда это все ушло? Все разворовали.

По моему мнению, в Латвии существуют массовые нарушения прав человека. Я считаю, что если человек, честно трудясь, не может прокормить себя и своих детей, это нарушение первейшего права человека - права на жизнь. А таких людей в республике - 98%. Нельзя сегодня, на грани ХХI века, навязывать такую политику в области межнациональных отношений, когда ребенок в нелатышской школе начиная с определенного класса должен всему учиться на государственном языке. Ни в одной стране вы не встретите такого. Разве это не нарушение прав человека? А как назвать то, что родившийся в Латвии ребенок не имеет гражданства? Если русскому-негражданину запрещается быть аптекарем или ветеринаром, это нарушение прав человека?

Я утверждаю: права человека в Латвии нарушаются в массовом порядке, а права русских - особо.

О компаpтии

Постановлением ВС ЛР в сентябре 1991 года была запрещена организационная форма компартии того времени. Но в том же постановлении есть оговорка: коммунистическая идея не запрещается. Значит, исповедовать коммунистическое мировоззрение и создавать новую организацию на базе этой идеи не запрещено. Буду ли я этим заниматься, сейчас сказать трудно, так как мне сначала необходимо очень много увидеть и встретиться с очень многими людьми. Если такая организация будет создана, можно будет рассмотреть вопрос и об имуществе компартии, реквизированном в 1991 году, но это довольно сложно. В этой связи не могу не упомянуть о том, как Костанда после моего ареста заявил, что здание ЦК КПЛ будет отдано молодежи города. Мне теперь очень хотелось бы услышать от г-на Костанды, почему он обманывал народ, почему он не отдал молодежи это здание. Подобных вещей было много. Куда, например, подевались - суд так и не мог установить - около 200 легковых автомобилей из гаража ЦК? Кто их расхватал? А куда ушли около 60 компьютеров? Кто может сказать, куда делась мебель и хрустальная посуда? Может быть, все отдали народу? Нет, о народе эти господа заботились только тогда, когда надо было прийти к власти.

О тюpьме

Когда я находился в общей камере с уголовниками, никакого специального, если кто-то так думает, языка для общения с ними я не искал, однако вышел через шесть лет из тюрьмы не искалеченным. Все дело в том, что там существуют свои понятия о справедливости, которые, в общем, не лишены здравого смысла. В тюрьме очень ненавидят насильников всех видов и рангов, крайне ненавидят педофилов - как правило, эти почти все до конца срока не доживают, там ненавидят предателей. Я в их глазах, как я понимаю, человек, который никого не предал. Им невдомек, что мне и предавать-то некого. Горбунова, что ли?

Три недели я находился в тюремной больнице. Мое состояние было после операции критическим, и в этой ситуации мне помог Лавент, который тоже был в это время там. Когда после операции я вернулся в камеру, он всю ночь сидел около меня и обмачивал мне губы мокрой тряпочкой, помогал во всем другом. Когда мне стало плохо через двое суток, я весь опух и появилась угроза газовой гангрены, это был выходной день и ни одного хиpуpга не было. А я уже был в таком состоянии, когда перестал понимать, где я и что со мной. Лавент поднял страшный шум, прибежал дежурный врач, вызвал реанимацию, и меня вытянули буквально с того света. Лавент помог мне остаться в живых.

О Риге

Первое впечатление от рижских улиц: лучше они не стали. Не появилось ничего нового, если не считать маркизы над витринами. Я не вижу в городе единого стиля, нет ничего латышского. Русские надписи исчезли, а вместо них появились английские и немецкие. На фоне сверкающих витринами первых этажей зданий угнетающе выглядят обшарпанные верхние этажи. Много ржавых крыш, неубранных дворов. Не построено ни одного жилого дома! Без окон, без дверей стоят недостроенные дома, которые начали строить еще в мое время.

Я хочу сказать городским руководителям: если Рубикс в советское время умел находить деньги для города, то сегодня они имеют колоссальные возможности для того, чтобы их иметь. Нужно только поменьше думать о собственном кармане.