Сыну стало совершенно наплевать на фамильное дело, из поколения в поколение переходившее из рук отца к следующему законному наследнику. Ладно бы, если Стенли (так звали лоботряса) только без толку слонялся по Стренду - кварталу, где находилась процветавшая стараниями папаши Гиббонса аптека, или волочился за девушками в Сохо, что всегда свойственно молодым людям. Но нет, по мнению папаши Гиббонса, сынок совсем свихнулся от безделья и начал собирать новомодные марки.

Пробудившийся у Стенли Гиббонса интерес к почтовым маркам отец явно не одобрял: ведь нет-нет, да в утренних газетах появлялись ехидные фельетоны о том, как какой-то бездельник из высшего света вздумал соорудить каминный экран из синих двухпенсовых марок с портретом Ее величества, а не менее экстравагантные дамочки, так и того нелепей - решили оклеить будуары, вместо обоев в цветочек, марочными полосками. Словом, нормальные деловые люди такой ерундой заниматься не могли и не должны были.

Вот поэтому-то, когда Стенли как-то спросил у отца разрешения в уголке аптеки разложить под стеклом свои двойные марки, надеясь продать-обменять их у таких же, как и он, непутевых молодых приятелей, отец, смекнув, что, быть может, почуяв вкус к торговле, сынок возьмется за ум, с охотой дал свое разрешение.

Долгое время к Стенли Гиббонсу, кроме его старинных приятелей, никто не заглядывал. Но как-то раз дождливым поздним вечером звякнул колокольчик у входной двери и на пороге появились двое моряков, попросивших простуженными голосами найти им хинина.

Пока Стенли, роясь в аптечном шкафу, перебирал коробки и склянки папаши, один из матросов прохрипел:

- Только вот что, сэр, денег-то у нас не осталось, а вы тут и марками еще приторговываете. Может, возьмете с нас за лекарство марки.

И к неожиданной радости Гиббонса-младшего, матрос вывалил на стекло витринки пригоршню треугольных марок мыса Доброй Надежды - английской колонии на самом конце Южной Африки.

Стенли, читавший в "Таймсе" об этих марках и о том, сколько они стоят, не задумываясь отпустил оторопевшим матросам весь запас папашиного хинина, а закрыв за ними двери, запер аптеку и, вооружившись бумагой, пером и свечой, долго-долго что-то записывал, подсчитывал, складывал исписанные листки в конверты и опять писал, писал, писал.

Наутро надписанные конверты были отнесены на почту, а на следующий день в аптеку Гиббонсов вдруг стали приходить какие-то солидные господа, интересовались, где можно видеть мистера Гиббонса-младшего, церемонно приподнимали перед ним котелки и просили показать "треуголки мыса". Доставали солидные бумажники и на глазах у ничего не понимавшего Гиббонса-старшего выкладывали его сынку такие денежки в обмен на марчонки, что тот и за неделю гриппозной эпидемии не зарабатывал.

Когда же вечером Стенли похвалился перед отцом выручкой, тот сказал:

- Ну что же, сынок, вижу, что и от марок есть какой-то прок. Торгуй ими, но не забывай и об аптечном деле. Оно-то всегда нас кормило.

А через год на месте отцовской аптеки, известной всему Стренду, стала красоваться новая, еще пахнущая свежей краской вывеска: "Стенли Гиббонс: торговля марками".

...Сегодня Торговый дом "Стенли Гиббонс" - один из самых известных в филателистическом мире и старейший в Англии, где имя квартала Стренд ассоциируется с филателистической торговлей. И когда пару лет назад торжественно отмечалась 125-летняя годовщина основания фирмы, вход в магазин Гиббонса украшали матросы, сделанные из папье-маше в полный рост, которые приветливыми жестами приглашали всякого не проходить мимо, а заглянуть и, поднявшись с первого этажа по лестнице в аукционный зал, принять участие в юбилейных торгах.

Юбилейный аукцион дома "Стенли Гиббонс" порадовал филателистов. Правда, в отличие от иных аукционных торгов, на этом особых сенсаций не произошло: просто был хороший юбилейный аукцион. Но вот незадолго до того в Швейцарии на торгах другого известного во всем мире филателистического аукционного дома "Дэвид Фельдман" сенсация состоялась: с молотка за два с лишним миллиона долларов ушел уникальный конверт, франкированный парой первых марок острова Маврикий - одними из самых редких и дорогих в мире.

Известно чуть больше двух десятков "Маврикиев", каждый из которых имеет свою фантастически интересную биографию. Например, тот, что хранится в знаменитой королевской коллекции, был куплен дедом правящей ныне Елизаветы II, королем Георгом V, бывшим страстным филателистом. При этом, как истинный коллекционер, король Георг не смог никому другому доверить столь важной покупки и сам отправился на континент, чтобы лично участвовать в торгах. Но, как глава государства, решил совершить ответственный вояж инкогнито.

В богатейшей английской королевской филателистической коллекции представлены все когда-либо выходившие в метрополии и ее многочисленных колониях знаки почтовой оплаты. Все, кроме одной-единственной - уникальной, известной в одном экземпляре, марке Британской Гвианы 1856 года, которая время от времени появляется на филателистических аукционах, приковывая к себе внимание миллионов людей.

Впервые "Британская Гвиана" появилась на аукционных торгах в начале 20-х годов в процессе распродажи коллекции известного филателиста Филиппа Феррари. Тогда из-за ограниченности средств Георг V отказался от покупки вожделенного сокровища. Позже состоялось еще несколько торгов, в ходе одного из которых марка была куплена одним австралийским миллионером - текстильным магнатом. Желая сделать себе рекламу, миллионер хотел было поднести уникальный экземпляр в дар королевской коллекции, но Букингемский дворец с вежливой холодностью отказался. Позже, уже в 1970 г., у королевской семьи вновь не хватило денег, и после очередных торгов "Британская Гвиана" вновь перешла из одних миллионерских рук в другие.