свадебного генерала ждут. Оказалось, как и все в жизни, и проще, и сложнее одновременно. Желающих посмотреть театральную новеллу москвича Петра Фоменко пришло намного больше, чем мог вместить малый зал Театра русской драмы.

Cрочно пришлось приготовленную малую сцену "переносить" на большую. А если учесть довольно сложную и громоздкую конструкцию оформления спектакля, то и станет ясно, почему задержалось действо. А то, что у Фоменко будет яркое театральное представление, никто не сомневался: все его предыдущие постановки настраивали именно на это.

Для зрителей со стажем было интересно, кроме всего прочего, посмотреть, как молодые дарования из мастерской Фоменко смогут преодолеть комплекс феерического фильма "Свадьба" с Раневской, Мартинсоном и Гариным в главных ролях.

Режиссер, судя по всему, решил не прочитать, а поставить "Свадьбу" по ранним чеховским рассказам, взяв из них только то, что впрямую проецируется в день сегодняшней России. Перед нами - судьбы людей в чем-то славных, в чем-то обделенных, желающих взлететь, но не могущих этого сделать, надеющихся - пальцы веером - перехитрить жизнь, но ею же и разоблачаемых, наделенных наивным патриотизмом и бестолковым прогрессизмом. Им хочется "атмосфэры", хочется "чуйства", хочется "оцененности". А им: "Позвольте вам выйти вон".

И то, что делают, вернее, выделывают актеры Фоменко на сцене, - надо видеть: они танцуют и поют, они передают изломы судьбы и жизни через изломанные сценки пантомимы "Выход вон" телеграфиста Ивана Ивановича Ять - это номер, достойный, пожалуй, знаменитого мима Марселя Марсо. Невеста, пытающаяся взлететь с криком: "Я чайка, я чайка!" - делает па, достойные балерины, и балетные тапочки при таком номере вполне даже кстати.

А жених Апломбов - да не надо даже знать его фамилию, - достаточно посмотреть на его "апломбный" абрис, услышать его компьютеризированную речь робота, чтобы понять: перед вами апломб в полный рост. А крупный весельчак и выпивоха папаша, пытающий грека - есть ли то-то и то-то в Греции, в надежде услышать, что чего-то там нет. Оказывается, там есть все - и тогда каскад лобызаний грека: для чего, почему? Одному режиссеру известно.

Петр Фоменко и его актеры в полной мере представили театральное действо, которое и смотрится с неослабевающим интересом, и веселит, и ребусы подбрасывает: а что это такое скрывается за намеками и полунамеками? Вот только Антон Павлович Чехов, его слово, его слова, произнесенные нередко скороговоркой, в шуме и гаме едва слышны, а то и вовсе не слышны. И становится грустно. "У невесты на лице написаны все добродетели, кроме одной - способности мыслить". Это у Чехова. У Фоменко же - "Я чайка, я чайка!" Помилуйте, откуда? И почему чеховского контр-адмирала надо было разжаловать в капитаны второго ранга? И для чего вдову Мымрину представлять замужней, да еще в ипостаси мужа выставить молодого - у Чехова - гардемарина?

Вспомнился мне в связи с этим блестящим спектаклем один из ранних рассказов Чехова, в котором мировой судья Полуектов рассуждает об искусствах с полковником Финтифлеевым:

- На сцене ты видишь то, что ты видишь в жизни. А разве нам это нужно? Нам нужна экспрессия, эффект! Жизнь тебе и так уж надоела, ты к ней пригляделся, привык, тебе нужно такое... этакое, чтобы все твои нервы повыдергало, внутренности переворотило...

Мастерская Фоменко нам представила "этакое", что все наши "нервы повыдергало, внутренности переворотило". Только, увы, не было того, что чеховский герой определяет: "Глядишь на сцену и чувствуешь! Сердце твое работает! Кипит!"