В тех странах, где существуют этнические, религиозные и языковые меньшинства, лицам, принадлежащим к таким меньшинствам, не может быть отказано в праве совместно с другими членами той же группы пользоваться своей культурой, исповедовать свою религию и исполнять ее обряды, а также пользоваться родным языком.
Международный пакт о гражданских и политических правах Принят Генеральной Ассамблеей ООН 16 декабря 1966 года
Применение нового, принятого Сеймом в первом чтении Закона о языке позволило бы вполне обеспечить бюджет Государственного центра языка и инспекции по языку. Ведь как один из источников его пополнения законопроект предусматривает штрафы за неправильное использование латышского языка "во всех сферах общественной жизни".
...Если закон примут, незнание латышского станет чревато опасностью для жизни. Ибо "реклама, товарные знаки, этикетки и инструкции по применению оказываемых в Латвии услуг и изготовленных для местного потребления товаров (...) должны быть только на латышском языке". Если Закон о гражданстве запрещает негражданам работать аптекарями, чтобы те не впарили латышскому добру молодцу, другим наречиям не обученному, что-нибудь цианистое, то языковой закон поможет пламенному ненавистнику инородцев сживать иноязычных со свету посредством просроченного крысиного яда или ливерной колбасы.
Перечень глупостей можно продолжить. Можно посоветовать еще раз внимательно пройти проект закона пункт за пунктом и исправить явные нелепости. Увы, вряд ли поможет. Ведь отдельные нелепости проистекают вовсе не от незнания или отсутствия юридического воображения, а от совершенно нелепого, хотя и вполне понятного желания сочинителей закона беречь и хранить родной язык вместо того, чтобы совершенствовать и развивать. Не открыть, сделав соблазнительно доступным, а засолить, замариновать и законсервировать. А потом навязать эти консервы всем и каждому репрессивной властью закона. Итог может оказаться обратным задуманному.
Ужас составителей закона перед всеобщим упадком родного языка близок каждому, кто не страдает неизлечимой языковой глухотой. То, что мы слышим на улице, по телевизору, по радио, читаем в газетах, что раздается в кабинетах и с трибун, можно называть жаргоном, сленгом, арго, но никак не литературным и не латышским. Но в попытке остановить вырождение языка закон грубо ущемляет другую, неприкосновенную в демократическом обществе сферу - права человека. Ограничения и предписания закона приемлемы настолько, насколько регламентируют общение жителя государства с институтами государственной власти. А вот вмешательство последней в частную сферу недопустимо и противоречит международным, Латвией признанным и принятым принципам и законам прав человека. Язык как средство общения относится именно к частной сфере.
В своем нынешнем виде закон нарушает право на неприкосновенность частной жизни, как, впрочем, свободу собраний, высказываний и обмена информацией, поскольку требует надзора со стороны властей за общественными мероприятиями и вообще "во всех сферах общественной жизни". Вторгается он и в сферу свободного предпринимательства, поскольку требует применения государственного языка не только в государственных, но и в частных предприятиях и на собраниях с совещаниями, и во внутренней переписке.
Такого наплыва иностранных дипломатов и представителей международных структур и организаций Сейм не видывал, похоже, со времен обсуждения Закона о гражданстве. Латышский язык и его расцвет, разумеется, наша собственная забота. Но если мы пытаемся поставить язык выше общепринятых прав и свобод человека, то это уже не только наше дело. К счастью, надо сказать.
А то, что радетелей за чистоту языка заботит и нравственная невинность народа и только порнофильмы закон не заставляет в обязательном порядке дублировать на безупречный латышский, утешение слабое.