Вместе с латвийским политологом Борисом Цилевичем я проанализировал этот законопроект с точки зрения его соответствия международным нормам и рекомендациям. Не стану перечислять все несоответствия. Отмечу лишь, что таковых мы обнаружили около двух десятков. Не слишком ли много для законопроекта в стране, которая, по мнению ее руководителей, "идет в Европу"? Остановлюсь лишь на нескольких наиболее существенных, порой курьезных положениях законопроекта.
Ст. 1.2. гласит: "В официальном общении употребляется общий язык латышской нации - латышский литературный язык". Понятие "латышская нация" требует разъяснений. Если толковать этот термин как "этническая нация", следует иметь в виду, что в Латвии проживает более 40% нелатышей. Тем самым проигнорированы Гаагские рекомендации по правам национальных меньшинств и их образованию. В главе I этих рекомендаций сказано, что государству необходимо принимать во внимание международные документы по правам человека и не руководствоваться принципами, ведущими к дискриминации нацменьшинств.
В законопроекте о языке говорится, что государство "гарантирует защиту латгальского письменного языка" и "защиту языка ливов". Тем самым гарантируется защита языка, на котором говорят считанные единицы, но не гарантируется защита языков девяти наиболее крупных и притом традиционных для Латвии национальных меньшинств.
Статья 3 законопроекта стоит того, чтобы процитировать ее полностью: "Другие языки, используемые в Латвийской Республике, в понимании данного языка являются иностранными". Сбывается мечта делегата 1-го Съезда НФЛ, заявившего, что русский язык должен иметь в Латвии не больше прав, чем туркменский.
Итак, эта статья законопроекта полностью исключает статус языка нацменьшинств, что противоречит Гаагским рекомендациям. Говорится об интеграции национальных меньшинств в общество, но не об игнорировании языка нацменьшинств.
По проекту, языком собраний и заседаний любого уровня (кроме мероприятий национально-культурных обществ), языком делопроизводства, общественных мероприятий, судопроизводства и т.д. является латышский язык. Но как совместить требование говорить только на этом языке с подписанной Латвией Рамочной Конвенцией о защите национальных меньшинств? Ведь в статье 5 вышеупомянутой Конвенции прямо сказано, что государствам-участникам Конвенции следует воздерживаться от политики ассимиляции национальных меньшинств. А в части 2 статьи 10 Конвенции отмечается, что на территориях, населенных нацменьшинствами, чиновники, насколько это возможно, должны использовать в общении языки национальных меньшинств.
В заключение о нескольких "прикольных" статьях законопроекта. Статья 21 гласит: "В области культуры есть право использовать диалекты латышского языка и латгальский письменный язык". Декларативность этой статьи не подлежит сомнению. Но исходя из формальной логики, все это может означать отказ в использовании других диалектов. Вопрос о том, будет ли языковая инспекция штрафовать писателя, у которого персонаж изъясняется, к примеру, на вологодском диалекте русского языка, остается как минимум открытым.
Еще один "перл": "В документах, печатных работах и визуальной информации, как и во всех общественных информационных средствах, недопустимо отклонение от норм современного латышского языка". Вот от этой статьи могут пострадать даже латышские национал-радикалы. Допустим, в национально-радикальной газете хотят высмеять проклятого мигранта, косноязычно изъясняющегося на латышском языке. Тут-то и будет работа для инспектора по языку!
Абсурдно, конечно. Но этот абсурд может стать былью.