Ноги сами принесли его к подворью бывшего работника уездной милиции, а ныне бойца Красной Армии Андрея Бритущенко. В избе оставались лишь его отец, дед Евстратий, женка, десятилетняя дочь и четырнадцатилетний сын. По его душу и пришел Мичулис.
- Собирай своего Иванка, к вечеру повезем в Галяны, а затем в рейх, - приказал хозяйке. - Поработает на Великую Германию.
Мать запричитала. Иван исподлобья волчонком смотрел в глаза блюстителя "нового порядка".
- А ты, Мичулис, своего сына тоже отсылаешь к немцам? - спросил дед Евстратий, бывший гренадер лейб-гвардии Преображенского полка, проливший кровь на германском фронте в первую мировую.
- Моему и здесь хорошо. А ваш большевистский выблядок... "Пятая колонна", - запинаясь, повторил он слова, услышанные однажды на инструктаже в комендатуре. - Ишь как смотрит. "Катюшу" поешь? - спросил он вдруг Ивана. - Ну ничего, в Германии запоешь по-другому...
Вечером 22 мая 1942 года два военных грузовика с очередной партией невольников Третьего рейха запылили по проселкам Латгалии. Поздно ночью их привезли на железнодорожную станцию Стирниене. Загнали в пронизанные цементной пылью товарные вагоны, состав тронулся и к утру прибыл в Даугавпилс. Нестройной колонной под конвоем полицаев прошли они через город, и наконец за ними захлопнулись тяжелые кованые ворота крепостной тюрьмы. Ворота в рабство, в котором Ивану Бритущенко предстояло пробыть долгих три года.
Беззерунг арбайт шлюсс лагер - исправительно-трудовой лагерь, был расположен в Любеке, Зегельштрассе, 28-а. Туда подросток попал после двух месяцев даугавпилсской тюрьмы и сразу же узнал, что такое каторга. В группе других невольников из разных стран Европы его определили путевым рабочим на Дойчерейхсбан - на железную дорогу. Рельсы и шпалы, лом, кирка и лопата, скудный лагерный паек в конце концов доконали бы мальчишку. Но в бараке он был самым юным, это его и спасло. Французы, бельгийцы, датчане через Международный Красный Крест пусть изредка, но получали посылки с продуктами и подкармливали мальца. Перед самым освобождением Любека английскими войсками - произошло это радостное для узников событие 2 мая 1945 года - союзники бомбили станцию, и Ивана серьезно контузило. Лечили его в полевом госпитале британских экспедиционных войск, а затем отправили в советскую зону оккупации и далее - домой. В Ломы добирался на перекладных недели две, а то и три...
Значительно позже сотрудник Курземской районной управы, в не таком уж отдаленном прошлом - секретарь Огрского РК ЛКСМ Латвии Инта Албрехта, к которой Иван Андреевич Бритущенко придет за удостоверением политрепрессированного, бросит ему в лицо:
- А чем вы докажете, что не поехали в Германию добровольно? К тому же вполне возможно, что вы вообще там не были. Справка из архива? Это еще не доказательство. Может быть, вас лишь внесли в списки для отправки в райх, а вы откупились от властей и остались дома.
То же самое бывший комсомольский вождь районного масштаба повторит и на заседании суда курземского района Риги 17 апреля 1995 года, куда Иван Андреевич обратится за справедливостью. Один из заседателей не выдержит:
- Да как вы можете говорить такое? В 14 лет из родных мест в тюрьму и на каторгу - добровольно!..
Не секрет, что основным пополнением оперативного и следственного аппарата КГБ на протяжении десятилетий были руководящие кадры комсомола. Эта традиция особенно укоренилась в практику после назначения председателем КГБ бывшего первого секретаря ЦК ВЛКСМ Семичастного. Не знаю, как планировала свою дальнейшую жизнь Инта Албрехта, будучи секретарем райкома, но подозрительности, недоверия к людям ей бы вполне хватило, чтобы стать достойной гэбэшницей...
Между прочим, к общению с подобными людьми Ивану Андреевичу не привыкать. На рубеже 50-х годов, после окончания рижского ФЗУ-18, он поступил в Ленинградское авиационно-техническое училище, располагавшееся тогда в латвийской столице. Проучился полгода и думал, что судьба его отныне навсегда будет связана с военной авиацией. Но в один прекрасный день последовал вызов в особый отдел. И уже через неделю в погонах рядового срочной службы Иван Бритущенко был отправлен в распоряжение 942-го штурмового авиаполка. Служба тогда длилась четыре года.
А после... После вся жизнь его прошла в непрерывном движении. Правда, не на крыльях, а на колесах, но Иван Андреевич об этом не жалеет. И свет повидал, и себя показал. Был бригадиром пассажирских поездов, после окончания курсов стал рефмехаником, на железнодорожном языке - "рефом". Исколесил всю страну. Теперь вот на пенсии, в нынешнем году ему исполнится 70 лет.
- И вообще, что вы сделали для Латвии? - в параксизме патриотического гнева воскликнула чиновница Курземской управы.
Да уж побольше, чем вы, г-жа как-вас-там-звать, значительно больше. Но дело не в этом. С февраля 1995 года тщетно добивается Иван Андреевич права называться политрепрессированным. Удостоверения выдает в данном случае Курземская районная управа, а она-то делать этого не желает. Вся беда в том, что в демократической Латвии статус политрепрессированного закреплен и за теми, кого в годы гитлеровской оккупации насильственно угнали на принудработы в райх, и за теми, кто осуществлял эти депортации на практике, а затем понес за это заслуженное наказание. Похоже, что в клубе репрессированных Курземского района преобладают и держат верх именно последние.
24 января суд курземского района Риги в очередной раз должен был рассматривать иск Ивана Бритущенко к районной управе, которая отказывает ему в выдаче удостоверения политрепрессированного. В самый последний момент вдруг выяснилось, что судебное заседание перенесено - дел в суде невпроворот. Судебная волокита, черствость и бездушие чиновников разных уровней уже чуть было ни стоили Ивану Андреевичу жизни. В феврале прошлого года он слег с тяжелейшим инфарктом. Но выкарабкался и продолжает борьбу за свои права. И "РГ" в этой борьбе на его стороне.