Мы прожили и проработали бок о бок в Магадане 11 лет, знали друг о друге почти все. Ояр работал на Магаданском телевидении кинооператором, я - сначала в областной газете, затем собкором радиостанции "Тихий океан". Вся наша жизнь проходила в командировках. Бирута была главным режиссером телестудии, десятки раз мне доводилось принимать участие в ее литературных передачах. Но главное, что нас связывало, - это любовь к суровой и прекрасной северной природе. Ну и, конечно же, нежные воспоминания о далекой Латвии.

На Колыме каждый человек как на ладони, плотность населения составляет 0,2 человека на квадратный километр. Но мне было неведомо, как мои друзья очутились в Магадане. В тех краях об этом вообще не принято спрашивать.

О том, каким ветром занесло моих друзей на Колыму, я узнал лишь теперь, когда мы вместе рассматривали их семейный фотоархив. Смилтенских фотографий в нем предостаточно, но все они связаны либо с жизнью их родственников, либо с детскими годами наших героев. Одна из них, относящаяся к середине 30-х годов. На ней отец Ояра - Янис Спалвиньш. 14 августа 1940 года он, бывший служащий государственной полиции, был арестован, сослан в Красноярский край, где и исчез бесследно. Справку о его посмертной реабилитации Ояру выдали лишь в 1990 году.

К семейному архиву довоенных лет относится и снимок матери Бируты Эммы Гринвельде. 1920 год. Ей всего 18 лет.

Колымская эпопея Бируты и Ояра никак не связана со сталинскими репрессиями. В начале 60-х годов оба работали на рижской телестудии. Собственно, там они и познакомились. У обоих не удались первые браки, молодые люди потянулись друг к другу. Развод к тому времени не был оформлен ни у нее, ни у него, а т.н. "общественность" в лице парткомов и профкомов ох как любила рыться в чужом белье. Все это Бируте и Ояру пришлось испытать на себе.

- Надо было срочно менять обстановку и начинать жизнь с нуля, Ч рассказывает Ояр. - Стали писать письма в телестудии разных городов России, преимущественно на Север и Дальний Восток. Остановились на самой дальней точке - на Магадане. Вскоре пришел вызов, прислали "подъемные".

Лет тридцать тому назад совсем другой Ояр, поэт Вациетис, признался мне, что, когда ему становится тошно, он садится в самый дальний и самый медленный поезд и едет, куда глаза глядят. Это, дескать, успокаивает, приводит в порядок мысли. Так же поступили и мои друзья. Дней десять вез их до Хабаровска самый дальний и медленный поезд великой страны. Затем три с половиной часа полета до Магадана, и вот они на месте.

"Это просто какой-то ужас, - жаловалась Бирута в письме к своему наставнику, тогдашнему директору рижской телестудии Казимиру Ялинскому. - Местное телевидение ютится в мрачном бараке, сбитом из лиственничных бревен. Аппаратура допотопная, транспорта не хватает, а расстояния огромные. И хо-лод-но! Места почти нежилые. Боже, куда мы попали..."

Начались беспрерывные и бесконечные командировки, неустроенные ночлеги в приисковых "отелях", представляющих собою все те же бараки "с удобствами на улице". На 50Ч60-градусном морозе зачастую отказывала съемочная аппаратура. Но вот наступило первое в их жизни колымское лето, когда за два-три месяца природа жадно спешит "процвесть и умереть". Первый выезд в живописную долину реки Ланковой с ее тихими утиными плесами и невиданной доселе рыбой Ч хариусом. Первый ночлег в палатке и ранним утром на прибрежном песке - первые ночные медвежьи следы... Пришельцы из далекой, ставшей тогда почти недостижимой Латвии, неисправимые романтики сначала были ошеломлены этой дикой красой, а вскоре и по-настоящему полюбили Колыму.

Вот фотография, запечатлевшая коллективный выезд магаданской телестудии на заготовку сена в долине могучей реки Яны. Самый большой в центре - это Ояр; Бирута (слева) сидит и улыбается.

- Русский язык я знала плохо, и это нередко приводило ко всякого рода казусам, - вспоминает Бирута. - Помню как-то, году в 66-м, снимали мы сюжет на птицефабрике. Оператор замешкался, я ему кричу на весь инкубатор: "Чего стоишь, наезжай на яйца, лапинька!" А в ответ - громоподобный хохот и нашей съемочной группы, и работников фабрики...

Много лет минуло с тех пор. Бирута и Ояр давно уже на пенсии. Их уютный, утопающий в зелени сада домик в Смилтене, на улице Берзу, 7, ничем не напоминает мрачную панельную "пятиэтажку" в Магадане. Разве что адреса почти совпадают - там они жили на улице Берзиня и тоже в доме #7.

Наше путешествие по их семейному фотоальбому вновь возродило в памяти годы колымской юности, полузабытые имена и лица людей. "Иных уж нет, а те далече". Еще как далече - словно на другой планете.